Дмитрий Мельников (1967)
***
Я скорее огонь, чем воздух, скорее морок,
чем доступный смысл, я скорее холод и ворог,
чем тепло и защита, я скорее сомненье, чем вера
в то, что божественна даль, я твоя печаль без примера.
Твоя печаль.
Я твой минувший город. Его квадрига
уже покидает арену. И возница, охрипнув от крика,
молча к тебе обернулся, и ты
узнаешь в нем свои черты.
Я твоя чистая нота, твое скрипичное скерцо,
летящее над полями, в которых ты вечно забыт,
я твой веселый голос, лишенный смерти.
Речь твоего поколенья, которая не смердит.
***
Исполать тебе, добрый снег на изломы век,
на сетчатку пор, на гранитный сор, что слетает с уст.
Ты летишь на бис на стеклянный фриз блоковских аптек
и играешь вдоль или поперек марсианский блюз.
Я и сам могу, как крылатый бык, улетать во тьму,
я и сам могу, как крылатый Блок свежевать хурму
острием клыка, лезвием клинка — вспарывать бока
этой жизни, вязкой слегка.
Я и сам могу, только что с того — за ночь наметет,
и которой нет, и не ждешь кого — засветло придет,
сдавит горло мне, дунет внутрь меня, как в пустой сосуд,
и пойдет менять на грейпфрут.
***
Вынимая из ножен штык, я веду надрез
вдоль-по коже дня до сердечной сумки, и здесь
выдыхаю дух мой, как пар, и металл клинка
окропляет Лета-река.
Вынимая из ножен штык, вспарывая прах
мертвого словаря, створаживаясь в словах
до твердости пармезана, гремя, как железный лист,
я строю свой парадиз
в месте, где времени нет, и тетива луча
прорывает облачный шпат, и можно дышать соустно
одним невесомым горлом, в котором плывет, урча,
самолетик Матеаса Руста.
***
На Страшном суде в Судетах, где нет Судет,
и времени больше нету, а только свет
стоит небывалой силы и кривизны,
я вижу себя в затылок и со спины
смывает трупные пятна поток частиц,
как падаль, путем возвратным, я выйду из
подземной своей пещеры под рев стихий
и вместо символа веры скажу стихи
о том, что душа устала от многих бед,
о том, как она мечтала увидеть Свет,
и тем печаль утолити в конце времен,
пожать плечами и выйти, как Лазарь, вон.
Бренный человек
Бренный человек вступает в свой поздний возраст,
бренный человек уводит могучий голос
в область супербасов, в столь низкий и плотный звук,
что Петр, выходя из рая, крестит пространство вокруг.
Дайте ему огня, дайте ему воды,
дайте ему старый журнал, включите ему рокабили,
пусть он умрет молодым — и огонь Звезды
прорастет в нем до сухожилий!
И в сосудистой сети, и в лимфоузлах
пусть кружит раскаленный космический прах,
сотни звезд, концентрируясь в сонном зрачке,
пусть щебечут на птичьем своем языке,
и пусть будет вода холодна, холодна,
и бессонную чайку качает волна...
Бренный человек становится просто фоном
обнаженной весны, ее ветром, дождем, неоном,
ее чистотой... Только в небе рдеет застреха
там, где бренный человек встретил Вербного человека.
***
Где мы целовались в метро, теперь зимует животное,
облезлый пес,
я уже не помню, Фро, чем пахнет рвотное
твоих волос.
Сфагнум вырос выше домов, Ганнибал Лектор,
лежа на столе нагишом,
распевает Богу хвалы, пока дежурный прозектор
режет ему горло ножом,
и вращаясь в небе ночном заодно со всеми,
излучая кожей гало,
ты глядишь в пустое окно через весь Север,
где ему от крови тепло.
***
Она обирает глазами с тебя инферно,
обирает тебя волосами, почти как Бога,
умоляя тебя остаться, она, наверно,
неизменна под небесами, как станца пожара в Борго.
Няни гуляют с детьми и скрипит под ногами млечный
снег и воздушные шарики — красные, голубые,
она умоляет остаться, обнимая тебя, и крылья,
крылья ее нагие на воздухе огуречном.
Вот искусственный лед протекает сквозь стенки сердца,
зря ты дала мне то яблоко или грушу,
послушай — скажешь ей ты — погоди, послушай,
я бы остался, но куда мне деться от смерти,
и на перрон пустоты уже подан лифт,
уходящий к звездам —
поздно — скажешь ей ты, надевая клифт,—
поздно.
Дмитрий Мельников на Стихи.ру
lj huronian
Стихи в журнале "Знамя", 2005
вернуться к списку
Обратная связь: fir-vst