Несколько дней спустя после операции наш с Рейчел старый продюсер Фрэнк Уилсон встретился со мной.У меня всё до того распухло, затекло, окостенело, даже лицо превратилось в неподвижную маску паралитика - это, пожалуй, к лучшему, ведь я не чувствовал ничего, что мне хотелось бы выразить.Фрэнк растерянно почесал подбородок. Шторы на окнах были опущены. Он направился к ним и начал впускать в комнату дневной свет.- Господи, не надо, - просипел я почти старческим голосом.Он переводил взгляд с предмета на предмет - больничные мониторы, пластиковые жалюзи, пластиковые цветы, - словом, смотрел на что угодно, кроме зеркала. И демонстрировал улыбку "скоро будешь совсем молодцом". Я этому не верил, как, по-моему, и он сам.Визиты Фрэнка стали частыми и регулярными. Бог свидетель, даже в лучшие времена его присутствие рождало ощущение скрежета мела по стеклу. Но дни, когда он не приходил, были еще хуже. Видел я плохо, не мог даже читать. Мне оставалось только лежать и давать волю воображению.Сестры здесь очень заботливые. Две - даже хорошенькие.- Не хотите ли как-нибудь вечерком выпить за мое выздоровление? - спросил я.Хихиканье.- О-о-о, не думаю, что капелька шампани может вам повредить.- Я имел в виду не здесь, - уточнил я. - А когда я отсюда уберусь.- О-о-о, наверное, моему жениху это не очень понравится.Тяжкий вздох.- Ну, в таком случае принесите.- Что?- Микстуру для моего разбитого сердца. Шампанского.Хихиканье.- "Ламбруско"?Я непременно буду молодцом. Они мне это обещали. Ни о чем другом и слышать не хотели. "Мы знаем, вы справитесь".- Пусть будет "Ламбруско".И действительно, вскоре я испытал то, что сценаристы "Зеленых дорог", моего старого сериала, между собой называют Внезапным Чудотворным Исцелением (на студии каждое существительное, которое произносит сценарист, начинается с почти слышной заглавной буквы).Лицо у меня перестало опухать, глаза больше не резало, а веки начали мигать более или менее синхронно; губы трескались не так часто, из уголков рта исчезли предательские корочки засохшей слюны. Нечто внутри меня решило, что можно пожить подольше.Мне порекомендовали диету, физиотерапию. Перечислили терапевтические и психиатрические услуги, на какие у Фрэнка и у меня есть право.Хуже всего были консультанты:- Такие эпизоды депрессии следует ожидать, лелеять и поощрять.- Угу.- Гнев - еще одна естественная реакция. Это часть процесса горя.- Да? Горя? По какой такой причине?- Ну-у…Они воображали, будто "Зеленые дороги" погладили меня против шерсти, когда выбросили мой персонаж (вы, конечно же, помните Джерома Джонса, хищного преподавателя точных наук в Харингей-Хайе, - если не по имени, так по крайней мере по лукавому блеску в его глазах).- Вы должны подготовить себя к повторяющимся припадкам сокрушительного исступленного отчаяния.- Непременно, непременно. Благодарю вас.Не прошло и пяти минут после одного из этих тет-а-тет, как появился Фрэнк Уилсон. Без всякого предупреждения.- Что тебе надо? - заорал я на него.Он так расстроился… Меня заела совесть. Наверное, воздействие кодеина. Я позволил Фрэнку остаться.Я знал, что у него на уме. Уж конечно, он искал способ помочь мне. Обычная его роль: "Предоставь это мне, у меня есть пара-другая зацепок" (качество, которое делало его и хорошим продюсером, и первостатейной задницей).Я и без его объяснений знал, что он приберег для меня. И не имел ни малейшего желания слушать его декламации.Но с тем же успехом я мог бы обращаться к пустой комнате.- Я знал, ты согласишься! - хихикнул Фрэнк злорадно, словно сказочный гном.В субботу я прибыл на вокзал Ливерпуль-стрит и сел в поезд. Фрэнк встретил меня на станции Одли-Энд, чтобы довезти до дома на машине. Я вытаращил глаза на автомобиль. Старый "форд-эскорт". Кабриолет. Сверкание, стерильность, белизна, как из стиральной машины, огромный глушитель - ну прямо-таки чудо. Я просто онемел.Он вел эту могучую машину, словно малолитражку. Я предпочел бы, чтобы он дал газу.Ну хотя бы верх был опущен. Мягкий свет теплой осени, огромное небо над головой… Вдыхая запах пыли и соломы, душистый и хмельной, точно эль, я улыбнулся - да-да, я улыбнулся, усилием воли приведя в движение необходимые мимические мышцы, - улыбнулся тому, что наконец-то выбрался из Лондона.Мы свернули на грунтовку между двумя рядами боярышника, инкрустированного шиповником. Грунтовка была прямой, как стрела. По сторонам простирались поля - не голые промышленные пустыри, а живое море, покрытое мелкой рябью ботвы корнеплодов, салата, рапса.Впереди замаячили клубы золотистой пыли. Другая машина. Даже черепашья скорость, избранная Фрэнком, не помешала нам ее нагнать. До места оставалось примерно полмили, и мы проползли их, задыхаясь от выхлопов трактора, груженного тючками соломы. Я спросил себя, как же Фрэнк, живя в этих местах, умудряется содержать свою машину в такой безупречной чистоте. Не иначе он каждое утро выходит из дома со шваброй и ведром. Насвистывая.Мы подъехали к зданию. Рододендроны в палисаднике. Газон новый, но немного чахлый. Дом, наоборот, старый, большой, согбенный. Над дверью - жимолость. Старые розы с настоящими шипами. Впритык к коттеджу жмется безобразная бетонная скорлупа гаража с рядком сосенок, которые вроде бы должны его прикрывать. Газонокосилка, секатор, вогнанные в землю вилы с наброшенной на рукоятку старой твидовой курткой.Я вылез из машины. Я знал, что Фрэнк ждет от меня каких-то слов, однако мысль о том, чтобы его поздравить, казалась мне нелепой.Мы вошли в дом с черного хода.Рейчел на кухне месила тесто в большой жаростойкой чаше. Ее руки были по локоть припудрены мукой. Она подняла глаза. Она поглядела на меня. Под ее правым глазом белел мазок муки, будто боевая раскраска.Я не мог ничего сказать. Я не мог пошевельнуться.Рейчел - создатель "Зеленых дорог". Это она придумала Джерома Джонса: идол шестиклассниц, жиголо кафе, боевой петух Харингей-Хайя. Она сделала меня тем, кто я есть.В определенном смысле верно и обратное.Сериал продолжается, хотя она ушла. Никто до конца не понимает - и не прощает - той внезапности, с какой она оборвала свою карьеру. Ее агент большую часть своего времени тратит на кислые отказы от еще более выгодных предложений. От "Старшего Брата" до "Бруксайда" - им всем пригодилась бы ее магия.Рейчел отошла к раковине и смыла тесто с пальцев. Она вытерла руки посудным полотенцем. Ее руки оказались изящнее, чем помнилось мне. Время превратило их в незнакомые. Кожа сухая, в морщинках - следствие, полагаю, той жизни, которую она вела теперь: летние дни в саду, вечера, посвященные перекрашиванию и обустройству ее нового жилища. Она набросила полотенце на поручень плиты и расправила, чтобы оно просохло. Она взяла рулон фольги, оторвала квадрат и накрыла чашу, запечатав тесто. У нее добавилось седины в волосах; она стягивала их в небрежный узел на затылке, и неизбежные выбившиеся пряди свисали дразняще близко к ее губам. Мне стоило больших усилий не протянуть руки и не убрать с ее лица пряди.- Как это прошло? - спросила она. На ее лице появились новые морщины, особенно около глаз. Она выглядела старше, но еще не пожилой. Она превращалась в одну из тех полупрозрачных женщин, у которых при неудачном освещении череп почти просвечивает сквозь кожу.Губы у нее не изменились, и я безжалостно прикинул, не впрыснула ли она коллаген - такие они были пухлые и розовые. При определенном свете казалось, что они уже накрашены.Я обрел себя (насколько сумел) и сказал:- Если не считать самой дерьмовой зубной боли на свете, то всё прекрасно.- Что у тебя с зубами?- Со всем лицом, - сказал я. - Не могу привыкнуть…На меня навалилась страшная слабость, и я оборвал фразу.Не об этом я хотел говорить с ней. Это незнакомое лицо. Это дряблое, утратившее форму тело. Мне не требовалась ее дружба. Я хотел почувствовать на лице ее ладони. Я хотел измерить сухость ее кожи в соприкосновении с моей. Я не мог понять, откуда исходит запах миндаля - от теста или от ее кожи.Но она настаивала. Разглаживала. Уплощала всё.Она объявила, что разработала новый проект.- Прежде я никак не учитывала этот демографический момент! - произнесла она. - Это, - продолжила Рейчел, - современное "мыло", и они набирают реальных актеров, синтезированные всем надоели.- Очень мило, - сказал я, не зная, верить ей или нет. Ведь я бы обязательно узнал, если бы она работала над чем-то новеньким? Но если она лжет или преувеличивает… я бы этого не перенес!- В Биб более чем уверены, - продолжала она тоном выпускницы киношколы (все прекрасно знают, что Би-Би-Си всегда впадает в безоговорочный энтузиазм по любому поводу; они там терпеть не могут отказывать людям, предпочитая ломать их в процессе доработок и переработок). - Они предоставляют для сериала собственный канал, - сказала она, подразумевая специальный цифровой канал вроде того, на котором крутили "Зеленые дороги".Как ни странно, мне не хотелось обсуждать с ней рейтинг, или кастинг, или работу сценарного отдела. Во всяком случае, не после того, что мы пережили вместе: споры, кризисы, успех (Джером Джонс - шесть лет подряд он обеспечивал нам Лучшую Мужскую Роль среди Национальных премий за "мыло"; а Рейчел, пока работала на студии, получала колоссальные гонорары). Ну а наша близость? Наши ссоры? Наше взаимное молчание?Она окружала себя стеной слов, баррикадой пустословия. Чтобы отгородиться от прошлого. Я старался сломать ее оборону.- Значит, у тебя нет никаких наметок нового романа?- Нет.- А что ты скажешь о новой компании, той, которую ты собиралась создать?- Ничего.- Ну а короткометражки, которые планировала снять?Я не хотел атаковать ее, но это получилось само собой.И вот тут вновь появился Фрэнк.- Поехали! - бодро провозгласил он, забирая с полки бутылку крианцы.Рейчел просияла улыбкой.Я не был готов к этому.Я отвел глаза.
Их дом оказался куда приятнее, чем я ожидал. Что-то во Фрэнке - таком педантичном, таком придирчивом, таком практичном - вызывало в моем воображении вышитые салфеточки, и сухие букеты, и подковы над дверями. В действительности же обстановка оказалась крайне лаконичной, и все комнаты были выкрашены в белый цвет, что создавало впечатление уюта, комфорта, стиля - мне понравилось.- Кто занимался отделкой? - спросил я Рейчел на следующий день, собираясь поздравить ее.- Фрэнк, - ответила она, и я понял, как мало мне известно. - Всё делает Фрэнк.Да уж, бесспорно.Я подумал, раз они так заботятся о своем доме, то надо проявить предупредительность и поработать газонокосилкой. Но Фрэнк опередил меня.- Это и десяти минут не займет, - объявил он.Мне захотелось состряпать обед.- Я думал, мы могли бы сходить сегодня куда-нибудь, - сказал Фрэнк.- А как насчет чайку? - спросил я.Но чаем занялся Фрэнк.Как все подавленные агрессоры, Фрэнк был счастлив помочь ближнему."Просто вытяни ноги", - говорил он Рейчел по вечерам."Просто расслабься"."Тебе так удобно?"Ему нравилось взваливать на себя ношу. Дайте ему шанс, и он высосет вас досуха. Потеряв инициативу, лишившись самодисциплины, вы оставались с ощущением всё возрастающей беспомощности.- Вымою посуду, - предложил я.Ни слова не возразив, он загрузил посудомойку.- Тогда я займусь кастрюлями.Он налил воды в раковину и оставил их отмокать.Но, в конце-то концов, решать было мне, верно? Если уж я хочу что-то сделать, так зачем просиживать задницу перед телевизором, ожидая разрешения Фрэнка?- Расслабься, - посоветовала Рейчел. В его обществе она становилась такой же.Мне захотелось прогуляться.- У-у! - Фрэнк явно оживился. - Именно то, что мне требуется - прогуляться.Прямо сейчас.- Я соберусь в одну минуту.Полчаса. Куда подевались его сапоги? А плащ следует взять? Он никак не мог решить.Час. Куда подевались его ключи? Не налить ли чаю во фляжку? Где его бумажник? А! В другом пиджаке! Скоро начнет смеркаться?Полтора часа. Он обнаружил дыру в сапоге. Но у него наверху другая пара. На востоке сгущаются тучи. Может, найдется время для глоточка-другого в пабе? А не хочет ли Рейчел пойти…Я сделал то, что должен был сделать с самого начала. Не стал его ждать.И ушел.И конечно, было холодно, было темно.И, да - шел дождь.Я шагал и думал, какого черта я здесь делаю? Фрэнк считал, что этот визит пойдет мне на пользу, что мне следует отвлечься - теперь, когда меня выперли из "Зеленых дорог". Но вот как ко всему этому относилась Рейчел, я понять не мог. И постоянно ломал над этим голову, не в силах избавиться от мысли, что в их умиротворенности есть изъяны, которые можно использовать.Когда я вернулся, обед уже заждался меня. Масса возможностей для Фрэнка ломать руки из-за того, что я надолго задержался под душем - ростбиф неминуемо погибнет. Всё чепуха. Затем обед - и многозначительные взгляды. Но признать, что я потерял терпение, невозможно. Ни для них, ни для меня. Никто не сказал ни слова.В ванной перед сном я отшлепал свою щеку, подержал лицо в теплой воде, растер его и снова отшлепал - но пощипывание вечернего холода угнездилось глубоко в костях, и несколько дней спустя я еще ощущал, как под кожей прокладывают свои туннели муравьи.Каждое утро Фрэнк отвозил Рейчел в Кембридж на машине. Она арендовала в городе офис - крохотную комнату с письменным столом, компьютером и ксероксом.- Хорошо, что есть куда уехать из дома. Нарушить единообразие дня.Иногда они встречались, чтобы перекусить вместе. Почти каждый вечер он привозил ее домой; или она брала такси и приезжала часов около трех дня. Своей машины у нее больше не было. Какое колоссальное самопожертвование с ее стороны! Одна из ведущих сценаристок английского телевидения должна теперь полагаться на Фрэнка или на национальную сеть железных дорог, чтобы ее доставили из студии на место съемок, на деловую встречу.В те дни, когда она возвращалась домой рано, я старался использовать каждую свободную минуту. Я пытался выведать, чем наполнена теперь ее жизнь, заставить разговориться хотя бы об этом современном "мыле". Но она всегда была ужасно усталой и радовалась возможности отдохнуть от дневных забот. Кроме того, ей нужно было готовить вечернюю трапезу. Заметьте, не "ужин", не просто и коротко "еду". Всегда Вечернюю Трапезу (заглавные буквы в стиле студии). Бифштекс с кровью - чаще всего. Жареные овощи - всегда. Мясная подливка. Плотный пудинг.Но по крайней мере она разрешала помогать себе. Это было очень приятно - делить с ней простые домашние обязанности. Возникало ощущение интимности. Ощущение сближения. Но, в конце-то концов, не исключено, что это была просто нейтральная зона, место, где наши разногласия не вырывались наружу.- Если ты возьмешься почистить овощи, я займусь подливкой.Не похоже на духовное общение.- Ты не окажешь любезность?- Да?Ее руки были по локоть погружены в воду мойки.- Ты не можешь отбросить волосы с моего лица?Я заложил прядь ей за ухо. Почти совсем седую.- Спасибо.Я отошел. Ее лицо освещалось зеленоватым солнечным светом, отраженным от воды в мойке. Морщинки в уголках ее рта. Она выглядела невыразимо грустной. Мне хотелось ее обнять.Хуже всего были утра. После ночи в постели с Фрэнком она просыпалась, заряженная им, выпрыгивала из их спальни и сновала по дому, как хлопотливая белка, а Фрэнк выстреливал нежности жутким диснеевским фальцетом, сплошные "сю-сю" и "л" вместо "р".- Чайку с то-оштиками?Ну просто Чип и Дейл.- У-у-у! Чайку с то-оштиками!Возможно, причина была психосоматической или воздействовала тяжелая погода - теплые лихорадочные штормы, налетающие с Атлантики, - но лицо у меня вновь начало болеть, и совсем нестерпимо по вечерам. Единственное облегчение - уйти спать часов в девять. Если мы засиживались за разговорами дольше, веки у меня начинали дергаться, и возникала особая зубная боль, заставлявшая меня ворочаться и метаться всю ночь напролет. Но даже в лучшем случае я спал не больше четырех-пяти часов, а потом меня будило яростное жжение в уголках рта.Я просыпался около пяти утра и устремлялся вниз в кухню. Жить в этом доме было приятно: точное равновесие чистоты и беспорядка, рождающее ощущение уюта. Дом нравился мне по ночам: читать, или смотреть "мыло", или попивать кофе, или сидеть в гостиной за компьютером. Двигаться тихо-тихо, чтобы никого не побеспокоить - вот что было лучше всего. Правду сказать, приятнее всего было чувствовать себя незваным гостем. Это создавало иллюзию контроля.Я вновь завел обыкновение смотреть "Зеленые дороги", и мне стало ясно - без обиды и горечи - до чего же редкостный сериал мне пришлось покинуть.Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю - какого сценариста хотя бы раз не посещала эта несбыточная мечта? Мечта старая, как сам театр; вообразите драматическое произведение, которое сохраняет классические принципы единства времени, места и действия с помощью простейшего приема - без пауз, без концовок, никогда ни под каким видом не покидая прямого эфира.Рейчел была первой, кто воплотил мечту в реальность.Завистники говорят, что осуществление мечты было просто вопросом времени. Что сериалы вроде "Старшего Брата" проложили путь, будучи по-своему более радикальными. Что надо было просто дождаться соответствующего развития техники. Но это умаляет новаторство Рейчел. Драматическое, правдоподобное круглосуточное представление - это ведь не просто вопрос масштаба, оно подчиняется своду совершенно новых правил, которые еще никто не формулировал, пока Рейчел не бросила в лицо всем свою перчатку - "Зеленые дороги".Детки Колена и Джолины как раз обнаружили, что их родители - люди ультрасовременные. Сейчас это вроде бы комедия, но вы чувствуете, что надвигается катастрофа, поскольку эти впечатлительные ангелочки готовятся к своему первому полугодию в Харингей-Хайе - со всеми вытекающими из этого соблазнами.Грэм из гаража сомневается в своей сексуальности. В очередной раз.Сара Ласситер, медицинская сестра, и ее муж Роберт уехали в деревню, надеясь, что таким образом помогут своей приемной дочурке, чье сердце разбито, начать новую жизнь.Поскольку Сара покинула больницу, "Зеленые дороги" пробуют для ночных дежурств очередной букет уповающих. Больничный санитар. Скомпрометированный полицейский (Отчаянно Цепляющийся за Свой Значок). Уборщица, Чей Брак Рушится в Издевательствах и Побоях. Одинокий Карикатурист.Одинокий Карикатурист?! Категоричная и жуткая недопустимость, вот он кто. И как это сценаристы проморгали? Ярость творчества взахлеб. Ужас! Зрители толпами кинутся врассыпную.Увольнение Джерома Джойса из Харингей-Хайя (да, этот прохиндей с лукавым блеском в глазах сбежал оттуда в крайне аристократический Гретемский пансион для благородных девиц) предоставило преподавательнице физкультуры Ясмин Грант и изнывающему от любви представителю профсоюза Леонарду Рашби Второй Шанс Обрести Счастье. Они теперь пьют кофе; они переваривают свой Романтический Обед при Свечах. Губы Роберта складываются в его коронную Сухую Усмешку. Ясмин прячет голову на его груди. Роберт сжимает ее грудь…Я всё еще ощущал ее. Ощущал под моей ладонью. Ее грудь. Ее тело. Прихоти сюжета бросали Ясмин к Джерому - ко мне - очень часто. Подозрительно часто. Не требовалось особой проницательности, чтобы обнаружить темные подтасовки совести Рейчел. Ясмин служила Рейчел средством ублажать меня.Конечно, манипулирование, но тем не менее лестное. Ясмин подо мной… Ночные эпизоды…Я выключил телевизор. Позыв мастурбировать был сильным и пугающим.Мой режим "рано ложиться и рано вставать" тревожил Рейчел. Она полагала, что я ее избегаю, что она чем-то меня обидела.- Доброе утро! - приветствовала меня Рейчел, появляясь на кухне в своем кремовом шелковом халате. Он предназначался для женщины значительно моложе, но она носила его с изяществом: непокорные волосы и прозрачная бледность - творение кого-нибудь из прерафаэлитов.Я направился к черному ходу и натянул сапоги.- Куда это ты?- Хочу немножко побродить по лесу, - сказал я.- А ты завтракал?- Немножко хлопьев.- А! - сказала она тихим голоском. - Ну, хорошо. - Она нашла улыбку и тут же ее потеряла. - Ну, приятной прогулки.Гораздо чаще Рейчел, спустившись в кухню, обнаруживала, что я уже ушел. В предрассветный час всеобщая росистая свежесть опьяняла, точно воздушная текила для легких.Поблизости был лесок, через который по дну широкой канавы вела дорога, и рощица, где прежде стреляли фазанов, исчерченная головокружительным лабиринтом тропок. Рейчел одолжила мне свой горный велосипед - по-моему, она никогда на нем не ездила, - и я часами развлекался, падая с этой машины. Как-то раз, когда сильный ветер сшиб с веток все дикие яблоки в графстве, я попытался прокатиться по дороге-канаве. Яблоки у меня под колесами были такими же твердыми, гладкими, скользкими, словно шарики в подшипниках. Я всё утро разбивался в кровь и вернулся домой, ухмыляясь, как ненормальный.Но наступил ноябрь, дождь превратил тропки в такую слякоть, что даже мой детский аппетит к грязи был утолен, и я начал искать не такие крутые развлечения.К востоку находился старый аэродром времен второй мировой войны. За высоким, по плечо, бурьяном прятались длинные полосы разбитого бетона. При дневном свете - ничего сколько-нибудь интересного, но в голубой предрассветный час его однообразие и масштабы намекали на древнее погребальное сооружение.- Ты не хочешь побывать там со мной? - как-то спросил я Рейчел, надевая сапоги.- Может быть, в другой раз… Я совсем вымоталась.- Не могу поверить, что ты никогда там не бывала.Она пожала плечами.После этого я не знал, что еще сказать.- Мне лучше заняться Вечерней Трапезой, - вздохнула она и поднялась с дивана.- Я тебе помогу, - сказал я. Если это всё, что я мог получить от нее, то получу хотя бы это. Я ведь не гордый. - Но ты же просто надрываешься, - добавил я, когда она близоруко наклонилась над сервантом и начала листать свою истрепанную поваренную книгу. - Ты совсем сгорбилась.- Я в норме, - сказала она.- Скажи, какие продукты у нас есть, и я приступлю. А ты успеешь принять ванну, расслабиться.Она чему-то улыбнулась.- Что?- Я думала, ты предложишь помассировать мне спину.Это заставило меня задуматься.Она закрыла книгу и положила ее на подоконник.- Массаж я тебе сделать могу, - сказал я. - Хочешь?- Мне некогда, - отозвалась она.Я стоял там, бесполезный, всё больше злясь.- Ты не достанешь мне форель из холодильника?Некоторое время я помогал Рейчел, а потом поднялся наверх, решив почитать.Я даже не сумел отыскать в книге нужное место.Я думал об утренних волосах Рейчел, рассыпавшихся бурными прядями по ее плечам и по кремовому шелковому халату. Я вспоминал ощущение от ее волос, когда закладывал прядку ей за ухо. Я думал о ее халате. Я вспоминал, как увидел его висящим в ванной. Я не заметил, как книга закрылась. Меня пробрала дрожь. Ужасаясь себе, я уронил книгу на пол, встал и прошел в ванную.Он висел там. Я стал липким от пота. Я потрогал его. Шелк под моими пальцами был холодным, словно мороженое. Я поднес его к лицу. Он пах миндалем. Не знаю, как долго я стоял там.Я вернулся к себе в комнату, сел на кровать с книгой и на этот раз нашел нужное место. Я прочел страницу, потом прочел еще раз, затем прочел в третий раз.Мое левое веко снова задергалось. Если бы я зевнул, то вывихнул бы нижнюю челюсть.Задняя дверь со скрипом отворилась. Я прислушался, не раздадутся ли голоса. Ничего конкретного я не услышал.Я вошел в ванную, сообразил, что делаю, повернулся на каблуках и тут же вышел, бешено захлопнув дверь позади себя.Из кухни донесся веселый голос:- Это ты?Я глубоко вздохнул.- Пора обедать, - крикнул Фрэнк.После многих лет студийных интриг Рейчел умела прятать свои карты; это разумелось само собой. Но поведение Фрэнка было настолько не в его характере, что я ничего не мог понять.Он начал нас сталкивать, почти добиваясь, чтобы что-то произошло. Будто физик-ядерщик, который сшибает атомы, пытаясь узнать, из чего они состоят.Например, в будние дни он завел обыкновение зазывать нас в местный паб на ланч. Приносил на подносе напитки, угнездившиеся среди груды хрустящих пакетиков. Поджаренная на Меду Ветчина и Горчица, Жаркое По-Деревенски с Овощами и Рыба. И так далее. Затем как-то раз он вообще не явился. В результате мы с Рейчел прихлебывали настоящий дрожжевой эль в идиотском кабачке для некурящих, который не нравился ни мне, ни ей.Правда, там подавали отличные сосиски с пюре, но даже тут хозяева умели создать впечатление, будто вы в гостях у ехидного пожилого родственника.Рейчел смущалась, когда пила наедине со мной. Понимала ли она, чего добивается Фрэнк?Я попытался заговорить с ней, но она сказала только:- Давай уйдем отсюда.Стоянка находилась недалеко, но зарядил дождь, и было очень зябко.Когда мы пришли на стоянку, Рейчел взяла меня под руку. Она дрожала, промерзнув до костей. На ней было ее длинное коричневое пальто с воротником из искусственного меха, настолько натуралистичного, что возмущенные первокурсники иногда метали в него окурки. Я обнял ее, она пристроилась у меня под подбородком. Ее волосы щекотали мне нос. Я нагнул голову и рискнул поцеловать ее в темя. Она настолько замерзла, что, вероятно, даже не заметила этого. Я погладил ее по спине. Ее лопатки были такими четкими, такими острыми, что я почувствовал, как они движутся у нее под пальто - будто птицы, накрытые сетью.Я скрипнул зубами, чуть не вывихнув челюсть. Было очень больно. Я осторожно отодвинулся от Рейчел и потер больное место. Мы пошли к машине.Пока Рейчел бережно расправляла складки пальто, я изучал свое лицо в зеркале заднего вида, осторожно разминая кожу под подбородком. Говоря откровенно, я был не в лучшей форме. Но все равно рискнул:- Я купил тебе подарок, - сказал я хрипло, когда она пристегнулась. Но Рейчел, заговорившая в ту же самую секунду, меня не расслышала.- Я завезу тебя домой, а сама проскочу в "Саффрон-Вальден". У нас кончилось молоко, и заодно куплю на вечер чего-нибудь вкусненького.- Я поеду с тобой, - сказал я.- Ты простудишься.- Дождь сейчас перестанет (иногда она бывает чуть ли не хуже Фрэнка).Она включила обогреватель на максимум.- Чтобы ты согрелся, - пояснила она.- Бога ради!Некоторое время мы ехали в молчании.- Не включить ли музыку? - спросила она.Теперь я уже не знал, нужно ли мне всё это. Но колеблющийся проигрывает.- Разреши, я выберу, - предложил я. Я поиграл с кнопками стерео, делая вид, будто сверяюсь со списком Фрэнка Нэпстера. Я знал, что список составлен Фрэнком. Тут ошибки быть не могло. "Все кроме девушки". "Прекрасный юг". Алайнис Моррисетт. "Техас". Тут я достал мой подарок и вставил его в щель.- О Господи! - Она посмотрела на меня. Перевела взгляд назад на дорогу. - Где ты это нашел?Элла Фитцджеральд поет Коуда Портера. Оркестр Бадди Брегмана. "Всю ночь напролет", "Люблю ли я тебя?", "Каждый раз, когда мы говорим: "Прощай".- Я уже сто лет этого не слышала!- Поставить что-нибудь другое?- Господи, нет!Я не удержался от того, чтобы не поддразнить ее:- Если предпочитаешь, то у Фрэнка есть Шерил Кроу. Я еще не слышал…- Да нет же! Ну, пожалуйста!"Я люблю Париж". "Мисс Отис сожалеет".- Это так… так чудесно!- Я подумал, что тебе понравится, - сказал я.- Теперь я никогда не слушаю ничего стоящего.Диск прокрутился до конца. Было невыносимо душно. Рейчел включила отопление на слишком большую мощность, и я опустил стекло с моей стороны. Воздух казался густой отравой.- Проиграй еще раз!"Проиграй еще раз, Сэм".- Ну, давай же! Это пробуждает воспоминания.Еще бы! Работая допоздна в студии, вписывая тот или иной выверт в изменчивый характер Старины Блескоглазого, мы никогда ничего другого не слушали."Слишком жарко".Парковка была бесплатной. Рейчел нащупала кнопку громкости и нажала до предела. Мы опустили стекла и высунулись наружу, глуповато улыбаясь всем и каждому, пока мужчина в кепке с трудом не вывел свою "хонду" задним ходом и не освободил нам место.- Подожди здесь, - сказала она.- Я иду с тобой.- Нет-нет, ты ведь только-только согрелся! - Она открыла дверцу. Когда она вылезала, ее юбка всколыхнулась. Она запахнула пальто и побежала в магазин. Я смотрел на ее ноги.Я ждал. Я проверил Шерил Кроу. Я снова включил Эллу Фитцджеральд. Внутри меня была пустота. Я купил Эллу не ради общих воспоминаний. Я купил ее не потому, что хотел сделать приятное Рейчел. Я купил ее как оружие. Я купил ее ради определенной цели, и теперь, когда цель была достигнута, я был таким же распорядителем чужих жизней, как Фрэнк, но только хуже, так как отдавал себе отчет в своих действиях. В кармане на дверце была початая пачка "Уэтерз Ориджиналс". Я достал одну лепешку и начал сосать. Моя челюсть дернулась и заскрипела. Я погладил ее ладонью.В стекло постучали. Рейчел широко улыбалась. В обеих руках она держала по пакету. Я открыл дверцу. И будто в кошмаре увидел, как она забирается внутрь и говорит: "Посмотри-ка на вкуснятинку к ужину".Однако она сказала:- Почему бы нам сегодня вечером не послушать всякую старину?
Прежде эта комната служила ей студией, и там накопилась масса всякой всячины, когда Рейчел обзавелась офисом в городе. Какого там только не было хлама - старая мебель, одежда, занавески.И сохранилась ее старая радиола - та, которую она держала в студии, чтобы не свихнуться во время частых ночных бдений. Одному Богу известно, что происходило внутри этой штуки, но стоило всего лишь встать, как проигрыватель отключался, сменяясь Четвертым радиоканалом.- Подставь стакан, - сказала она.Ну хотя бы в винах Фрэнк знал толк.Мы начали благоразумно. Элла. Билли, Дюк. Еще бутылка.- Хочешь есть?- …множко.- Я принесу чего-нибудь из холодильника, - сказала она и вышла.У окна стояла настольная лампа с оранжевым абажуром. Я включил ее, прошел к двери и погасил плафон. Внезапно возникло ощущение борделя. Вот вам и создание атмосферы! Я включил плафон. Вошла Рейчел с подносом, нагруженным овсяными лепешками, полистироловыми коробочками из кулинарии и приличным сыром. Она поставила поднос на пол у радиолы.Включилось Радио-4 и забормотало что-то о "…проблемах стеллажей, угрожающих не одной интеллектуальной семье…"- Мать твою, - буркнула она.Я снова наладил проигрыватель, а Рейчел тем временем разложила угощение. Она включила настольную лампу, потом пошла к двери и выключила плафон.- Так-то лучше, - сказала она. Мы словно оказались внутри порнофильма семидесятых. Она улеглась рядом со мной. Оранжевый свет озарил ее ноги.Мы ели. Мы разговаривали, и вспоминали, и расслаблялись. На половине "После ужина в маленьком клубе" с Куртом Майером, я застыл - с ладонью на ноге Рейчел, до того я забылся. Рейчел приподнялась, опираясь на локти. Оранжевый настольный свет придавал ее худому лицу почти свирепый вид. Я начал осторожно поглаживать ее колено. Она закрыла глаза. Адаптер поднялся, и проигрыватель перестал вращаться. Я сел на пол.- Это было хорошо, - сказала она.Окончательно добил нас альбом Кита Джарретта "Стандарты".- О Го-осподи, ты только его послушай!Рейчел захихикала.Джарретт так ревниво относится к своей музыке, что губит даже студийные записи, подвывая мелодии. Некоторое время мы мяукали вместе с ним, как когда-то, потом Рейчел решила, что надо прокрутить и поискать особенно жуткие места.- О черт!- Он, словно кошка на раскаленной сковороде.Потом всё пошло еще глупее. Рейчел и сценаристы "Зеленых дорог" примерно на втором году передачи пережили долгую стадию китча, и Рейчел умудрилась сберечь чуть ли не все альбомы. "Чаксфилд играет Саймона и Гарфункеля", "Хай-фай, товарищ Рея Кониффа".- О черт! Только послушай! "Импровизация на "Танец феи Драже", а?- Ну так как?- Да поставь ее, поставь!Нина и Фредерик: датско-голландская пара, поющая калипсо очень скверно и очень-очень искренне. Даже акцент изображают. На обороте конверта большими жирными буквами приглашение: "Вы отлично проведете время в обществе НИНЫ и ФРЕДЕРИКА".И мы провели.- Рейчел!- Да?- Какие у тебя планы на завтра?- Никаких, - сказала она. - А что?- Почему бы нам не провести денек на природе?- И где?- О, - сказал я, - не знаю. На пляже. В Дорсете. Или Корнуолле.Она смотрела на меня очень долго.- Далековато, - сказала она.- Мы могли бы поехать сейчас же, - предложил я. - Я сяду за руль, и ты сможешь поспать в машине.Она засмеялась.- Я серьезно.- Дело не в том.- Так в чем же?- Ты же никогда не бывал в Корнуолле.Она неверно истолковала мое выражение: решила, что я не понял.- Ты бывал только в том Корнуолле, который создали мы, - сказала она. - Только в "Зеле…" - Она прикусила язык. - Извини.Во всяком случае, у нее достало порядочности покраснеть.- Мне хотелось бы увидеть настоящий Корнуолл, - сказал я слабым голосом.Но она поняла, что теперь я напрашиваюсь на жалость, и не собиралась идти мне навстречу.- Ну а Фрэнк?- Что - Фрэнк?Она засмеялась и погладила мою щеку.- Нам же придется взять его с собой.- Почему?- Ну как же иначе?И разумеется, она была права.Не в первый раз я вернулся к вопросу, почему Фрэнк согласился на операцию. Не было ли тут - если оставить в стороне всё его самопожертвование - элемента жестокости?Рейчел сделала движение, чтобы встать. Но я всё еще держал ее руку.- Что?- Рейчел! - Я попытался ее поцеловать.Она отодвинулась.Я не мог ее понять.- Ведь ты хотела?- Конечно, я тебя хочу, - шепнула она.От восторга я не мог найти слов. А когда нашел, она прижала палец к моим губам.- Спешить незачем, - сказала она, - ведь так?Я открыл рот, обволок губами ее палец.Но она его отняла.- Что…- Это не игра, - сказала она. Я поднял голову.Желание исчезло из ее глаз.Я не мог понять, каким образом разрушил недавнее ее настроение.- Разве?- Я хочу, чтобы это что-то значило.В раздражении я закусил губы.- Конечно, это что-то значит, - сказал я. Секунда за секундой настроение улетучивалось. - Ты и я - мы предназначены друг для друга.- Ты умеешь уговаривать, Джерри.Желание угасло, а теперь даже ее симпатия исчезла.- Так как же?Она пожала плечами.Мой гнев нарастал. Я сказал:- Ну, если ты и к этому времени меня не узнала…Она засмеялась. Ледяным смехом.- Ах, Джерри, - сказала она. - Я тебя знаю. Насквозь и до самого донышка. В том-то и суть.Я понял, что надо мной издеваются, почувствовал себя по-детски обиженным.- Ты хочешь, чтобы это что-то значило? Ты говоришь, как школьница!- Разумеется, кому и знать, как не тебе, - парировала она.- Если бы я теперь выглядел, как в "Зеленых дорогах"…Она испустила торжествующий вопль, будто я себя выдал.- Это не имеет никакого отношения к тому, как ты выглядишь.- Я ненавижу его лицо, - сказал я. - Это такая боль!Она отодвинулась от меня.- Не понимаю, как ты терпишь его запах, - сказал я.Ничего не мог с собой поделать.- Вернись, - позвал я.Но она уже отошла настолько, что я не мог до нее дотянуться.- Прости, - попросил я. Но только, чтобы она вернулась. Обмануть ее не удалось.- Нам нужно почистить ковер, - сказала она, открывая дверь. - Пока винные пятна не засохли.
Я проснулся с такой гудящей головой, что пропустил утреннюю прогулку. Головная боль была какой-то странной: за ней крылась не просто дегидратация. Давление. Пронзительный писк во внутреннем ухе. Ритмичный стук. Головная боль, которая гонит коров в укрытие, под деревья. Головная боль, от которой бесятся собаки и скисает молоко. Которая предсказывает ураган.Я посмотрел в окно.Ну, подумалось мне, в народных приметах я явно не силен.По всему горизонту полоса влажного бледно-желтого света отделяла небо от земли, суля свежее утро и ясный день. Ни единого облачка. Кабриолет Фрэнка сверкал, будто карета из волшебной сказки.Я прошел в ванную, отыскал флакон кодеина и проглотил пару таблеток.К завтраку я спустился вовремя: бекон, яйца, хлеб, тридцать семь сортов джема.- Страстноцветный, банановый и бутербродное масло?- Попробуй, - посоветовала мне Рейчел.- О черт!Я ощутил, как Фрэнк под столом нашел руку Рейчел.- Рейчел, - сказал я, - хочешь погулять со мной?- Нет.- Нет?- У меня много дел.Мертвое молчание, пока я надевал сапоги. С задней стороны двери я снял макинтош и перекинул его через руку. Я открыл дверь черного хода.- Увидимся, - сказала Рейчел тонким-претонким голоском, и я подумал, что, видимо, Фрэнк поговорил с ней о вчерашнем вечере.Я пошел в направлении аэродрома. Обычно я садился на велосипед, но в этом моем состоянии я обязательно выкинул бы какую-нибудь глупость и раскроил бы себе череп.Да и так я всё время забывал сторониться машин.Мне настоятельно надо было что-то сделать. Мне хотелось причинить боль Фрэнку. Мне очень хотелось причинить ему боль. Ревнуя к нему и бешено злясь на него за его самодовольные игры, я был рад причинить боль себе, лишь бы стало больно ему. Наконец прямо впереди меня обещанием, пусть запоздалым, но исполненным, над горизонтом заклубилась грозовая туча. Она была грязного буро-черного цвета - туча из запекшейся крови. В голове вновь застучало, и боль стала острее. Но от мысли, что ее испытывает и Фрэнк, становилось легче.Тем не менее я продолжал идти прямо навстречу грозе. Я приветствовал ее: безоблачный день рассыпался, притворство кончилось. Я должен был сделать что-то, чтобы положить конец этому сожительству. Я знал, что мне надо сделать, и прекрасно понимал: это означает мое исключение. Но в тот момент такая цена не казалась чрезмерной.Правда, меня уже убрали, мой персонаж был заменен другим. Но мой код всё еще имел ценность, всё еще заслуживал сохранения. Словом, у меня еще оставалась пара стрел.- Фрэнк, - позвал я. - Фрэнк!Но Фрэнк не появился.- Фрэнк!Фрэнк, который впустил меня. Фрэнк, который взял меня в долю. Фрэнк, который всегда хотел только помочь, наладить.- Фрэнк!Ничего не произошло. Он не появился. Он предоставил мне свободу действий. Он оставил меня одного в этом своем теле, в этой дряблой бледной плоти. Предоставил распоряжаться этим лицом, с которым я не совсем управлялся, которое оставалось мне чуть-чуть не впору и которое причиняло сильную боль, словно плохо пригнанная маска.В уголке моего глаза вспыхнула и погасла молния, будто проблеск солнечного света на хроме. Гром зарокотал на добрых десять секунд позднее и так слабо, будто служил контрапунктом к стуку у меня в мозгу. Я поглядел на грозовую тучу - и сердце мое замерло.Она поднялась на немыслимую высоту. Она нависала - исковерканная грибная шляпка, разделенная спереди на две доли, словно мозг, и такая же бугристая. Она поднялась над изгородью, а я поднимался вверх по склону ей навстречу. Мы двигались друг к другу.Десять минут, сказал я себе.Еще десять минут - и я буду на аэродроме. Еще десять минут - и я буду на том месте, которое могло бы стать нашим новым началом. Рейчел, хочешь погулять со мной?Внезапно чувство несправедливости от всего этого: и сожительства, и того, что оно обещало, и того, чем обернулось на деле - поднялась во мне клокочущей волной, и я зарыдал так отчаянно, что не смог идти дальше. Или я хотел слишком многого? Были ли мои ожидания такими уж неразумными? Я ведь желал только, чтобы меня на время приютили, приняли мою виртуальную сущность - теперь, когда не стало "Зеленых дорог". Я думал, что скромное существование, даже частичное, все-таки лучше, чем ничего. Что полужизнь лучше никакой жизни. И я принял предложение Фрэнка, быть может, думая возобновить дружбу с женщиной, которой был "зачат", у которой учился, для которой работал и которую… да… любил.И если в эти последние дни я замахнулся слишком на многое, если я вообразил, будто могу отобрать ее у него, так что? Что бы я мог сделать - жалкая зависимая условность, всего лишь призрак в облике Фрэнка?А теперь Фрэнк - всегда готовый прийти на помощь старина Фрэнк - не пожелал даже откликнуться, когда я его позвал.- Фрэнк!Но и отпустить меня он не соглашался.Я ведь хотел лишь чуточку загробной жизни. И получил ее. Но то, что дал мне Фрэнк, было адом.Я стоял, как идиот, посреди дороги, и по моему лицу катились слезы. Я стоял и ждал, чтобы хлынул дождь и смыл их.Но дождь не хлынул. Туча прошла мимо, столкнувшись с новым атмосферным фронтом. Сизо-черные гряды вздымались, клубясь под невидимым натиском. Всё небо почернело, будто воздух, сражаясь сам с собой, покрывался синяками и отступал. У меня не осталось слез. Измученный, с мокрым лицом, испытывая омерзение к своему плену в чужой плоти, я повернул тело Фрэнка назад к дому.Я добрался туда всего за несколько секунд до того, как разверзлись хляби небесные и сплошной завесой хлынул дождь. За пару минут дорога превратилась в грязевой поток. Я стоял у кухонного окна, смотрел и смеялся от облегчения.- Фермеры будут в восторге, - вздохнула Рейчел, встав рядом со мной.Заработала сигнализация драгоценного автомобиля Фрэнка. Она мигала и визжала, но расслышать ее за шумом дождя было трудно.- Погляди, нет, ты только погляди! - ликовал я.Я был на пределе.К бифштексу Рейчел приготовила беарнский соус. Тогда наконец-то явился Фрэнк. Быть может, ничто другое его просто не интересовало. Быть может, мне следует использовать это, чтобы освободиться. Быть может, мне следует повести его в паб, заказать обед и просто сидеть, сложа руки, пока в ноздри мне бьет аромат подливки. Не давать ему есть, пока он меня не освободит.- Ну, как тебе? - спросила она меня веселым голосом.- Недурно, - сказал я. - Яичный, верно?Дождь монотонно барабанил в кухонное окно. Дальние молнии раскалывали небо.Потом мы прошли в гостиную, прихватив непочатую бутылку и смотрели последние известия, во всяком случае пытались, однако дождь хлестал в окна с такой силой, что стекла дребезжали в рамах, а из-за всеобщей наэлектризованности изображение искажалось помехами.…обесценивание…Гроза теперь бушевала с такой яростью, гром грохотал так близко, что Фрэнк всё время подкручивал настройку маленького телевизора, пока он не зажужжал и экран не превратился в пляску извилистых линий.…отставку…- Я просто хотел сказать "спасибо", - сообщил я. Потому что, безусловно, имелся более простой способ положить сожительству конец. Более прямой, более честный способ. То есть рассказать Рейчел о моих чувствах.Разумеется, всё пошло наперекосяк.- Чудесный отдых.- С такой добротой.- Фантастический соус.- Так мило с вашей стороны.Не было никакого смысла бубнить всё это и дальше.- …Перестать вам надоедать.Рейчел хотела поставить рюмку на кофейный столик, но промахнулась, рюмка упала и закатилась под кресло, а вино начертило аккуратный лунный серп на кремовом ковре. Рейчел вскочила так быстро, что ушибла ногу о край стола. Подавляя рыдание, она убежала на кухню.Фрэнк сделал глубокий вдох, выдохнул воздух до конца и съежился в своем кресле. Затем поднялся на ноги, будто собирающий себя по косточкам скелет.- Ты долбаный… - сказал Фрэнк.Он схватил пульт дистанционного управления, поставил громкость на максимум, так что я ничего уже не слышал, а затем оставил меня одного.В кухне что-то соскользнуло на пол и разбилось.Я не знал, что мне делать.И тут я услышал, как открылась задняя дверь. Я подошел к окну и успел увидеть проходящую мимо Рейчел. Она так торопилась, что продолжала на ходу застегивать свой дождевик.Когда она повернула к дороге, вспышка молнии озарила всё вокруг. Но направилась Рейчел не к Такстеду, как я ожидал, а в другую сторону, к лесу. В мгновенном белом свете она выглядела до нелепости красочной - румяные щеки, зеленые сапожки, - ну просто иллюстрация из детской книжки. Я наклонился вперед, мой нос расплющился о стекло, что-то во мне дрогнуло. Что-то поддалось.Куртка Фрэнка была брошена на спинку стула в кухне. Я забрал его ключи, открыл заднюю дверь, преодолевая ветер.На ногах у меня были кроссовки. Они промокли насквозь за те несколько секунд, которые потребовались, чтобы добежать до машины.Мягкий верх сотрясался и дергался, словно ветер должен был вот-вот его сорвать. Я отпер дверцу, машина приветственно пискнула.Я забрался на сиденье и закрыл дверцу. Внутри оказался обычный интерьер "эскорта". Замок зажигания я нашел сразу. Двигатель завелся с первого оборота. Кузов задрожал, словно отряхивающаяся собака. Фонари заднего хода осветили столбы ворот и дорогу. Я нервно подогнул пальцы ноги на педали газа, отпустил сцепление, и двигатель заглох.Я поворачивал ключ и так, и эдак, чтобы снова его запустить. Я более плавно нажал на педаль. Я отпустил сцепление. Колеса завертелись, выкапывая в грязи могилы для себя.Дверь кухни распахнулась.Меня охватила паника. Что мне вообразилось? Что Фрэнк каким-то образом выскочит из дома и с воплями набросится на меня?Ловкий трюк, учитывая, что он был уже здесь, покоился в глубине плоти, которую - в данный момент - контролировал я.Тем не менее, как ни глупо это звучит, я запаниковал - выжал газ, и машина прыгнула назад, будто испуганный зверь. И пошла юзом. И завихляла. Но Бог милостив, и когда я открыл глаза, то обнаружил, что стою на дороге.И не только я был цел и невредим, но и машина была повернута в нужную сторону.Ухмыляясь, я включил первую передачу.Нагнал я ее очень быстро. Она всё еще шла, наклонив голову навстречу ветру и сгорбившись. Я погудел. Она не остановилась. Я немного ее обогнал, затормозил и позвал по имени. Она обогнула машину. В конце концов мне пришлось вылезти и остановить ее. Не помню, что я сказал, как убедил ее поехать со мной. Я потратил вечность, чтобы она наконец села в машину.- Куда ты шла? - спросил я ее.Из моих волос мне на лицо сыпались дождинки.- Я хотела погулять по лесу. - Быстрым сердитым движением Рейчел сдернула косынку. Ее волосы были всклокочены. Пряди упали ей на глаза. Такой старой я ее еще никогда не видел - и обиженной, как трехлетняя девочка. Сердце у меня надрывалось, грозя лопнуть.- В такую погоду?- Лес в низине, - сказала она. - И там тихо.- Меня удивляет, как ты вообще разбирала дорогу.- О-о! - взвизгнула она, внезапно сорвавшись. - Я никуда не шла.Она нагнулась и поставила сапожки сбоку. Она настояла на том, чтобы снять их, прежде чем сесть в машину. "Не то я там всё перемажу!" Фрэнк хорошо ее выдрессировал. Ветер набрызгал дождя мимо нее в открытую дверцу. Капли повисли на приборной доске. Я включил обогреватель.- Так мы едем домой? - спросила она.Я смотрел на дождь.- Фрэнк?- Не Фрэнк, - сказал я. - Джерри.- Джерри? - сказала она с удивлением. - Что ты здесь делаешь?Уместный вопрос.Никто до операции не мог объяснить толком, каким образом Фрэнк и я будем делить одно тело."Так откуда я буду знать, когда забирать тело Фрэнка?""Вам не надо будет знать. Это произойдет само собой"."А что если Фрэнк захочет вернуть контроль?""Это от него не зависит. И от вас тоже. Это происходит само собой"."Каким образом?""Определенные эмоциональные моменты стимулируют в мозгу Фрэнка соответствующую реакцию. Он вступит в действие, когда захочет, вы вступите в действие, когда захотите"."А когда я не в действии?""Иногда вы будете сознавать себя, иногда - нет"."А кто это решает?""Это происходит само собой"."Я имею в виду: кто решает?""Комплекс глубинной грамматики эмоциональных стимулов"."Чего-чего?""Сюжет, если угодно"."Какой сюжет?""Ваш сюжет. Сюжет Фрэнка. Сюжет, который вы разыгрываете вместе"."Но это же не эпизод "Зеленых дорог"! Это же будет происходить на самом деле!""И тем не менее это сюжет".В конечном счете, разве не это было великим открытием Рейчел - именно то, что сделало возможным "Зеленые дороги"? Сознание сотворит сюжет из чего угодно. Вымысел столь же необходим сознанию, как и сами события в полной наготе фактов.- Если ты думаешь, что Фрэнк может сделать тебя счастливой, - сказал я, - ты ошибаешься. - Я чувствовал себя подлецом, произнося эти слова губами Фрэнка. Но мне было уже не до правил хорошего тона. Я поставил скорость и направил машину вверх по дороге к боковому шоссе, которое ведет из Такстеда на юг в сторону Станстеда.Повсюду валялись ветки, сучья и всякие обломки; на перекрестке лес словно вывернулся наизнанку. Перед фарами кружили обрывки черноты. Слишком поздно я осознал, что это были птицы: вороны, сброшенные бурей со своих деревьев.Автомобиль завибрировал и накренился под внезапным ударом ветра.- Ну? - сказала она, ожидая, чтобы я развернул его и поехал к ее дому, и к теплу, и - посмотрим правде в глаза - к Фрэнку.Я поглядел на нее. Я был здесь не для того, чтобы ублажать ее. Я поставил первую скорость, свернул влево на асфальт и поехал на юг.Если она удивилась, то ничем этого не выдала.- Это не твоя вина, - сказал я, - а Фрэнка.Она пожала плечами.- Но ты не слишком промокла?Она скрестила руки на груди.- Оставь меня в покое.Шоссе усеивали ветки. Я ехал вверх осторожно, на второй передаче, а на поворотах ставил первую. Местами асфальт был залит жидкой грязью. Забитые кюветы превращали все понижения дороги в водные препятствия.- Но чего он в конечном счете добивается?- Что-что?- Да Фрэнк, - сказал я. - Чего он хочет?- Просто старается помогать, - сказала она с проблеском былой иронии. Она прикусила сломанный ноготь. Руки у нее были воспаленно-красными от холода. Я поставил отопление на максимум. (Мне хотелось согреть ее руки в своих. Мне хотелось ощутить их загрубелость. Мне хотелось ощутить ее пожатие.)- В мире, набитом скверными идеями, - сказал я, - его идеи - самые скверные.- О чем ты?- Впустить меня, - сказал я. - Позволить мне разделять с ним его плоть. Для тебя ведь это не легче, чем для меня.Несколько секунд Рейчел смотрела на меня, затем быстро отвела взгляд.- Ты хотела что-то сказать? - спросил я.- Ничего.- Что?Мы поднялись на гребень холма. Лес остался позади. Теперь на нас обрушилось всё бешенство ветра. Я снова перешел с третьей передачи на вторую, потому что, как я ни осторожничал, на поворотах машину заносило. Потухший было дождь полил с удвоенной силой. Я включил противотуманные фары.Она обернулась ко мне. По-моему, она пыталась рассмеяться.- Ты думаешь, это был Фрэнк?- Что?- Ты думаешь, это Фрэнк решил разделить свое тело с тобой?Видимость была такой скверной, что я различил перекресток только тогда, когда мы на него выехали. Я вжал педаль тормоза в пол, и машина мягко остановилась на обочине под указателем. Я дал задний ход и повернул в нужном направлении.- Конечно, Фрэнк, а кто же, - сказал я. - Посмотри, как он подгоняет нас друг к другу, будто кусочки мозаики. Это очевидно.На этот раз смех - если это был смех - добрался до ее губ.- О Господи!- Я не говорю, что он тебя не любит, - сказал я. - На свой ушибленный лад.- Конечно, он меня любит, - подтвердила она. - Оттого он и согласился.Я уставился на нее.- Смотри на дорогу, - напомнила она.Я уставился на дождь.- Прежде у нас всё было хорошо, - сказала она. - Когда я покинула "Зеленые дороги", мне стало одиноко. Я чувствовала себя выжатой. Я чувствовала себя старухой. Фрэнк был… ну, он хотел помочь. Но дело в том, что он не слишком заинтересован…- Черт!- Вот почему я спросила его, не согласится ли он, чтобы ты…Я засмеялся. Я подумал, что это шутка. Шутка в дурном вкусе, но…Рейчел снова отвернулась к своему окошку.Я уставился на ее затылок.- Нет, - сказал я, отчаянно желая, чтобы это было не так.- И он сказал "да". Он согласился.- Меня сюда водворила ты?!- По взаимному согласию.- По взаимному…- Не сердись, - сказала она умоляюще. - Мы думали, что вы двое поладите.Дождь немного поунялся. Ветер дул всё так же свирепо. Я устал больше, чем полагал - все мои реакции стали теперь замедленными. Преодолевать в машине ветер, учитывать мощность двигателя, сделанного на заказ - всё это не могло не сказаться.- Пожалуй, мы это как следует не продумали, - призналась Рейчел.- Я не верю тому, что слышу.- Джерри, люди в реальном мире подлаживаются друг под друга, - голос у нее был старческим. - Они выстраивают отношения. Они идут на компромиссы. Они творят свое счастье из кусочков.- Так в чем заключалась идея? - Я сглотнул. Слишком уж гротескным это было. - Фрэнк - по будням, я - на выходные?- Примерно так, - сказала она и скрестила руки на груди.Это не было правдой. Мои слова ранили ее, и теперь она просто защищалась, отвечая жестокостью на жестокость.Если я требовался ей для секса, она могла бы получить меня в ту ночь, когда мы заново открыли ее коллекцию дисков. Но тогда она остановилась. Она хотела, чтобы мы подождали. Она хотела чего-то большего.Чего же?Ветер был таким сильным и ровным, что вокруг весь пейзаж выглядел пригнувшимся с запада на восток: живые изгороди, трава, ветки деревьев - всё кренилось под косыми углами, трепеща, будто в любую секунду деревья, изгороди, столбы, крыши и даже наша машина могли быть подхвачены ветром и улететь.- Прости, - сказала она, всё еще прячась за стеной холода. - Ты всегда был моим любимцем, сам знаешь. Ты самый лучший актер из всех, кто играл у нас.Это было уже слишком. Непереносимо было видеть ее такой - настолько замкнувшейся, настолько холодной. И я не выдержал, я выплеснул наружу всё. Я сказал, как сильно люблю ее. Что всегда ее любил, с того самого мгновения, когда осознал свое существование, с той секунды, когда понял собственную природу.И я бы рассказал ей больше. Я бы рассказал ей о всех случаях, когда следил за ней через замкнутую телевизионную систему, когда она работала в студии всю ночь напролет. Наблюдал, как растет ее мастерство. Видел, как она начала уставать. Понимал, что она стареет. Как я (и очень часто!) томился желанием вырваться из "Зеленых дорог", каким бы богатым ни был тот мир, и быть с нею в ее мире, реальном мире (что бы эти слова ни означали).- Ну же, Джерри, - сказала она ласково, будто утешая ребенка, несчастного влюбленного мальчишку двенадцати лет. - Не огорчайся так.Нестерпимо!- Почему ты разговариваешь со мной в таком тоне?- Потому что я сделала ошибку, - сказала она.- Какую ошибку?- Я хотела тебя для романтики. И не хотела чувствовать себя забытой.- Но ведь ты можешь получить от меня всё это!Она засмеялась.- Я знаю. Как ты не понимаешь? Я знаю! Да только теперь, когда ты здесь, я пришла к выводу, что хочу вовсе не этого.- Так чего же ты хочешь?- Я думала, что сумею тебя изменить.Это превосходило всякое вероятие.- Изменить меня?Она засмеялась.- Нелепо, - сказала она уже более непринужденно, более дружески. - Не правда ли?- Изменить меня? Каким образом?- А как ты думаешь?Истина, подхихикивая, медленно обретала ясность.Она хотела меня изменить!Так что нового под луной? Этого хочет каждая женщина. Каждая школьница.- Ты хотела меня исправить!Она смущенно закусила губу.- Ведь так?- Ничего не могла с собой поделать, - сказала она. - Ты же написан именно таким. Таким тебя написала я. Женщины ничего не могут с собой поделать, до того им хочется очистить тебя от недостатков. Таково твое обаяние. Твое непричесанное обаяние, - она покачала головой, удивляясь себе. - Казалось, уж кто должен был это знать, как не я, верно?- Но я могу измениться, - упрямо сказал я. Однако в глубине сердца я знал, что лгу.Я был жеребцом. Таким я был написан. Таким меня написала она. Оптимальный мужчина ее фантазий.К этому времени я был уже порядком заезженным жеребцом - после восьми лет сюжетных перипетий кто бы не поизносился? А теперь и отставным конягой - теперь, когда другой актер, только что сертифицированный бета-тестом, был запущен в "Зеленые дороги" вместо меня.Но до тех пор, пока катализатор - будь то студийный искусственный интеллект или кровь и органика человеческой центральной нервной системы - откуда-то управляет программным обеспечением, именуемым Джерри Джонсом, я остаюсь и навсегда останусь жеребцом.- Я люблю тебя. Я могу измениться.- Нет.- Разве люди не меняются?- Меняются.- Ну и я изменюсь.- Ты не личность, - сказала она. - Ты синтезированный актер.- Ну и что? - спросил я гневно. - Или ты хочешь сказать, что есть разница? Какая еще разница? Какая, мать ее, разница? Я живу двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, как и ты. Я сплю. Я испражняюсь. Я совокупляюсь. И нет никаких различий. Мыльный мир. Реальный мир. Они - зеркальные отражения друг друга. Ты сама всегда так говорила. Или это было вранье, которым ты пичкала цветные приложения?- Да, - сказала она. - Вот именно.И я заткнулся.По полям к востоку внезапно разлилось серебро. В зеркале заднего вида я на секунду увидел луну, восходящую за прорехой в тучах.Окраины Годманчестера были завалены мусором из бачков, опрокинутых ветром.- Джерри, где мы?- А-одиннадцать-девяносто-восемь.- Это должно что-то означать?- А-четырнадцать.- Что-о?- М-шесть, М-пять. Дорсет. К утру Корнуолл. Как мы и планировали.- Ты с ума сошел?- Ну, мы можем свернуть на М-один.- Останови машину.- Иди ты! Я хочу увидеть Корнуолл.- Останови… Стоп!Она могла бы и не говорить. Я уже нажал на тормоз.По кюветам катились картонки из-под хлопьев. Под щетку "дворника" попал чайный пакетик и тут же исчез. В воздухе перед нами повисли неподвижные листья, поблескивая в лучах фар, трепеща, будто подвешенные в пустоте какой-то магической силой.Дерево было не очень большое. То есть для дерева. Мы пошли юзом, завихляли. Рейчел закрыла глаза, мое сердце заходило ходуном: такой безмятежной она выглядела, будто уснула на сиденье. Я пожалел, что у меня нет секунды обнять ее. Хотя я и мог бы. Все равно никакого толку от меня не было.Мы налетели на поваленное дерево. Сук пробил заднее боковое стекло, вздыбился и прорвал крышу. Пронзенная машина въехала на ствол и остановилась. Левое колесо повисло в воздухе примерно в футе над асфальтом.Рейчел перевела дух.- Рейчел!Ее глаза открылись.- Рейчел!Она еще раз вздохнула. Заморгала. Посмотрела на меня.- Ты цела?Она не ответила. И вылезла из машины.- Рейчел!Сук торчал над крышей, будто пророс сквозь машину. Буря выворотила дерево с корнями. Низкая кирпичная ограда валялась на асфальте кубиками из детского строительного набора. Ветер был таким сильным, что я с трудом удерживался на ногах. Он обдирал дерево: я то и дело вздрагивал и выплевывал листья.- Рейчел!Она остановилась и прислонилась к стволу. Что-то звякнуло. Прорванная крыша оторвалась от кузова, и машина, уже не удерживаемая суком, плюхнулась на все четыре колеса. Рейчел соскользнула по стволу и упала на шоссе.Я протянул ей руку.Она помотала головой.- Рейчел!Она посмотрела на меня.- Извини, - сказала она, - но я должна это сделать. Стоп!- Что?- Стоп!Я заморгал на нее. Я улыбнулся. Я лукаво поблестел глазами.- Занавес! О Господи Боже мой! - простонала она. - Фрэнк?Снова полил дождь.- Ты его не получишь, - сказал я.В глазах у нее был ужас.- Стоп!- Ты его не получишь, - сказал я. - Я тебе не позволю.- Стоп, тебе говорят! - взвыла она.- Прекрати мною командовать, - рявкнул я. - Мы ведь даже больше вместе не работаем.Она разразилась рыданиями.Невероятно, но автомобиль оказался более или менее на ходу. И, когда, наконец, машина "скорой помощи" добралась до нас, я последовал за Рейчел в больницу. Врачи ничего у нее не нашли, "но мы предпочитаем не рисковать с сотрясением", а потому оставили ее до утра.Я вернулся в коттедж. Осталась только одна фара, а на полдороге мне пришлось повозиться с крылом, отгибая его там, где оно терлось о шину. Ветер утих. Дождь снова полил. У меня больше не было крыши, так что я ехал быстрее, чем следовало бы, обеспечивая "карман" сухого воздуха за ветровым стеклом. Когда я добрался домой, внутренность машины напоминала ванну. Я нажал на тормоза, и снова чертова колымага меня проигнорировала, остановившись только в канаве.Когда я подошел к двери, появился Фрэнк. Я бросил его ключи на кухонный стол.- Приветик, - сказал я.Он хотел было врезать мне, но передумал. Ведь мои синяки просто превратились бы в его собственные, когда он в следующий раз получил бы контроль.Я пошел спать.
На следующее утро Фрэнк заказал такси до Одли-Энда. Он довел меня до ворот дожидаться машины, на случай, если она застрянет в грязи. Солнечный свет был тусклым и жиденьким, и уже опять на юге громоздились тучи. Поля и луга, насколько хватал глаз, превратились в море грязи.Фрэнка интересовал только автомобиль. Край канавы, куда я его загнал, обрушился, и ближайшее колесо ушло в грязь по самую ось.В доме зазвонил телефон. Фрэнк пошел ответить. Оказалось, что таксист отказывается свернуть на грунтовку, и мне придется идти до шоссе пешком.Примерно за минуту до того, как я добрался до такси, зарядил дождь. Когда я открыл дверцу, таксист выстлал пол газетами и потребовал, чтобы я был осторожнее с обивкой.Я разговорил его, чтобы отвлечь от звука моих подошв, обтирающихся преднамеренно и дочиста о спинку переднего сиденья. Он оказался неиссякаемым источником сведений о происшествиях и катастрофах. Грязевые оползни, ураганы, наводнения, "десятки погибших во Франции и Германии!""Дворники" он включил на максимум. Дверцы содрогались от внезапных ударов ветра. Над горизонтом клубились тучи.- Ух, черт! - выругался таксист.Они там были все. Ясмин и ее новый приятель Билли. Колин, и Джолин, и дети. Грэм из гаража. Звезды "Зеленых дорог". Их лица знакомы вам не меньше, чем лица ваших собственных родителей и ваших детей. Вон они - наклоняются, улыбаются, их зубы такие белые и острые в лучах солнца.Даже выкинутые персонажи не поленились явиться: Сара, медицинская сестра, и ее муж Роберт, и их дочурка. Кевин, Изобличенный Педофил-Священник (помнится, этот поворот сюжета вызвал яростные дебаты).Повсюду вокруг такси в небе зависла бесчисленная, ветвистая семья образов "Зеленых дорог".- Такое не часто увидишь, верно? - сказал таксист, глядя на тучи.Но ведь он не мог, никак не мог видеть то же, что и я?Головы раскрыли рты. Небо озарилось.Время остановилось.Время останавливается: целлулоидный кадр, заклиненный в рамке.Полотнище молнии застывает. Двигатель машины замирает. Деревце, болтающееся в зеркале заднего вида, останавливается в позиции под двадцатью градусами от вертикали. Такси недвижимо, и дыхания не слышно. Брызги из-под левого переднего колеса висят над обочиной, будто дуга из дробленого стекла; длинные, прибитые дождем стебли травы неподвижны и жестки, будто проволочные.И вид такой, словно весь мир остановился, и реальный мир в конечном счете не более чем еще один мыльный край, всего лишь еще одно искусственно изготовленное место.Но нет.Этот мир вполне реален и неумолим.А сфабрикован только я.С этой секунды всё, что вы видите и слышите, сводится ко мне.Пока я сотрясаюсь и рассыпаюсь.Как я ни пытался противиться, Рейчел оказалась права: реальный мир не место для меня.Мое лицо не подошло. (Еще бы, когда это лицо Фрэнка. И сверх того, оно причиняет дикую боль!)Из зеркала заднего вида на меня, вытаращив глаза, пялится бледный Фрэнк. Его щеки и лоб обрели какую-то гладкую необитаемость, словно постоянное метание между личностями - Фрэнка и моей - отняло у этого лица собственное выражение, оставив лишь пустоту.Фрэнк, конечно же, очень слабохарактерный человек, если согласился на такое вторжение. Или очень влюбленный.И теперь до меня доходит, что возможность освободиться всегда была в моей власти. Оставаться или нет в этом сожительстве - всегда зависело от меня.Просто мне, как Дороти в стране Оз, потребовалось время, чтобы понять то, что с самого начала было у меня перед глазами.Я здесь посторонний. Я посторонний повсюду. Сценаристы "Зеленых дорог" хорошо справились со своей задачей. Моя сюжетная линия исчерпана. Она давно завершилась. Полноценной развязкой.Наконец, осознав и приняв всё это, я не страшусь дать занавес самому себе. На запотевшем стекле такси я пальцем черчу заключительные титры "Зеленых дорог". Да обретем мы свободу - продюсер, актер - каждый на свой лад. Один - во плоти, другой - в воображении.Звук…Панорама…Декорации…Общий план…Заключительные титры.Слова, которые, исчезая с экрана, оставляют после себя идеальную пустоту.
Перевод: Ирина Гурова