Михаил Кузмин (1872-1936)

---

Когда утром выхожу из дома...

Когда утром выхожу из дома,
я думаю, глядя на солнце:
"Как оно на тебя похоже,
когда ты купаешься в речке
или смотришь на дальние огороды!"
И когда смотрю я в полдень жаркий
на то же жгучее солнце,
я думаю про тебя, моя радость:
"Как оно на тебя похоже,
когда ты едешь по улице людной!"
И при взгляде на нежные закаты
ты же мне на память приходишь,
когда, побледнев от ласк, ты засыпаешь
и закрываешь потемневшие веки.

(цикл "Александрийские песни", из части "Любовь")

Не напрасно мы читали богословов...

Не напрасно мы читали богословов
и у риторов учились недаром,
мы знаем значенье каждого слова
и всё можем толковать седмиобразно.
Могу найти четыре добродетели в твоем теле
и семь грехов, конечно;
и охотно возьму себе блаженства;
но из всех слов одно неизменно:
когда смотрю в твои серые очи
и говорю "люблю" — всякий ритор
поймет только "люблю" — и ничего больше.

(цикл "Александрийские песни", из части "Любовь")

Разве неправда...

Разве неправда,
что жемчужина в уксусе тает,
что вербена освежает воздух,
что нежно голубей воркованье?

Разве неправда,
что я — первая в Александрии
по роскоши дорогих уборов,
по ценности белых коней и серебряной сбруи,
по длине черных кос хитросплетенных?
что никто не умеет
подвести глаза меня искусней
и каждый палец напитать
отдельным ароматом?

Разве неправда,
что с тех пор, как я тебя увидала,
ничего я больше не вижу,
ничего я больше не слышу,
ничего я больше не желаю,
как видеть твои глаза,
серые под густыми бровями,
и слышать твой голос?

Разве неправда,
что я сама дала тебе айву, откусивши,
посылала опытных наперсниц,
платила твои долги до того,
что продала именье,
и все уборы
отдала за любовные напитки?
и разве неправда,
что всё это было напрасно?

Но пусть правда,
что жемчужина в уксусе тает,
что вербена освежает воздух,
что нежно голубей воркованье —
будет правдой,
будет правдой
и то,
что ты меня полюбишь!

(цикл "Александрийские песни", из части "Она")

Картонный домик

Мой друг уехал без прощанья,
Оставив мне картонный домик.
Милый подарок, ты — намек или предсказанье?
Мой друг — бездушный насмешник или нежный комик?
Что делать с тобою, странное подношенье?
Зажгу свечу за окнами из цветной бумаги.
Не сулишь ли ты мне радости рожденье?
Не близки ли короли-маги?
Ты — легкий, разноцветный и прозрачный,
И блестишь, когда я огонь в тебе зажигаю.
Без огня ты — картонный и мрачный:
Верно ли я твой намек понимаю?
А предсказание твое — такое:
Взойдет звезда, придут волхвы с золотом, ладаном и смирной.
Что же это может значить другое,
Как не то, что пришлют нам денег, достигнем любви, славы всемирной?

(цикл "Прерванная повесть")

Рано горлица проворковала...

Рано горлица проворковала,
Утром под окном моим пропела:
"Что не бьешься, сердце, как бывало?
Или ты во сне окаменело?
Боже упаси, не стало ль старо,
Заморожено ль какой кручиной?
Тут из печки не достанешь жара,
Теплой не согреешься овчиной".
Пташка милая, я застываю,
Погибаю в пагубной дремоте,
Глаз своих давно не открываю,
Ни костей не чувствую, ни плоти.
Лишь глубоко уголечек тлеет,
В сердце тлеет уголечек малый.
Слышу я сквозь сон: уж ветер веет,
Синий пламень раздувает в алый.

(цикл "Оттепель")

Пушкин

Он жив! у всех душа нетленна,
Но он особенно живет!
Благоговейно и блаженно
Вкушаем вечной жизни мед.
Пленительны и полнозвучны,
Текут родимые слова...
Как наши выдумки докучны
И новизна как не нова!
Но в совершенства хладный камень
Его черты нельзя замкнуть:
Бежит, горя, летучий пламень,
Взволнованно вздымая грудь.
Он — жрец и он веселый малый,
Пророк и страстный человек,
Но в смене чувства небывалой
К одной черте направлен бег.
Москва и лик Петра победный,
Деревня, Моцарт и Жуан,
И мрачный Герман, Всадник Медный
И наше солнце, наш туман!
Романтик, классик, старый, новый?
Он — Пушкин, и бессмертен он!
К чему же школьные оковы
Тому, кто сам себе закон?
Из стран, откуда нет возврата,
Через года он бросил мост,
И если в нем признаем брата,
Он не обидится: он — прост
И он живой. Живая шутка
Живит арапские уста,
И смех, и звон, и прибаутка
Влекут в бывалые места.
Так полон голос милой жизни,
Такою прелестью живим,
Что слышим мы в печальной тризне
Дыханье светлых именин.

1921

Разбукетилось небо к вечеру...

Разбукетилось небо к вечеру,
Замерзло окно...
Не надо весеннего ветра,
Мне и так хорошо.

Может быть, всё разрушилось,
Не будет никогда ничего...
Треск фитиля слушай,
Еще не темно...

Не навеки душа замуравлена —
Разве зима — смерть?
Алым ударит в ставни
Страстной четверг!

1917

Учитель

Разве по ристалищам бродят учители?
Разве не живут они в безмятежной обители?
(Голубой, голубой хитон!)
Хотите ли воскресить меня, хотите ли
Убить, уста, что покой похитили?
(И никто не знает, откуда он.)

Мало ли прошло дней, много ли
С того, как его пальцы мои трогали?
(Голубой, голубой хитон!)
С каких пор мудрецы причесываются, как щеголи?
В желтом сияньи передо мной не дорога ли?
(И никто не знает, откуда он.)

Полированные прировняю ногти к ониксу —
Ах, с жемчужною этот ворот прóнизью...
(Голубой, голубой хитон!)
Казалось, весь цирк сверху донизу
Навстречу новому вздрогнул Адонису.
(И никто не знает, откуда он.)

Из Вифинии донеслось дыхание,
Ангельские прошелестели лобзания.
Разве теперь весеннее солнцестояние?

(цикл "София. Гностические стихотворения 1917-1918")


М.Кузмин. Избранные произведения (Ленинград, "Художественная литература", 1990)
скан и двойная вычитка всех стихов на этой странице: fir-vst (2011)

---

вернуться к списку

---

Обратная связь:   fir-vst